Килька плавает в томате, ей в томате хорошо. Только я, ебена матерь, места в жизни не нашел.
Я отчетливо помню. Ты стоял и покупал себе книжку Хайнлайна - еще одного из череды многих авторов, во взгляде на которых мы не сошлись. Ты смотрел мимо и я тоже делал вид, что бессмысленно скольжу усталым взглядом по корешками книг. Потом я не выдержал и убежал покупать себе Гумилева и ты, пошипев что-то сквозь зубы, все равно пошел за мной. И был - рядом и, одновременно - мимо.
Ты дарил мне книги, названия и формат которых делали их похожими на открытки. Ты не любил Стругацких и не читал Мандельштама. У тебя были чудесные волосы и ты все время красил их в неестественные солнечные цвета.
Я отчетливо помню.
А раньше ты говорил о фанфиках, говорил о клипах, ты нарочно не улыбался и стрелял глазками куда-то в район встречных парней. Мне безумно хотелось курить и я молчал. Потом молчали вместе. Я - неловко, как будто не зная, что еще можно сказать, ты - нарочито-спокойно, не признавая стены, которая с каждой секундой становилась все ощутимее и холоднее на ощупь.
У меня такое чувство, что я должен был остаться рядом, но не смог удержать что-то внутри. По собственной глупости.
Ты дарил мне книги, названия и формат которых делали их похожими на открытки. Ты не любил Стругацких и не читал Мандельштама. У тебя были чудесные волосы и ты все время красил их в неестественные солнечные цвета.
Я отчетливо помню.
А раньше ты говорил о фанфиках, говорил о клипах, ты нарочно не улыбался и стрелял глазками куда-то в район встречных парней. Мне безумно хотелось курить и я молчал. Потом молчали вместе. Я - неловко, как будто не зная, что еще можно сказать, ты - нарочито-спокойно, не признавая стены, которая с каждой секундой становилась все ощутимее и холоднее на ощупь.
У меня такое чувство, что я должен был остаться рядом, но не смог удержать что-то внутри. По собственной глупости.
Люциус
такое вот глобальное "хорошо".